Я всегда был молчаливым и безмолвным ребенком. Мое сердце замирало от шумов, пробивающих меня насквозь. Я замирал вместе с сердцем. Так мог часами сидеть и слушать разговоры и звуки, которые бились о мои перепонки со всех сторон. В первый год моей жизни родители думали, что я глухой, поэтому вызвали врача, который быстро успокоил их. Но они все же сомневались в этом, и проверяли меня, провоцируя на движение за пищащей уткой или звуком бубенчика. Но все эти звуки приводили меня в шок. И я замирал от восхищения, уже забывая, что мне интересно то, откуда доносятся оные. Мою страсть к звукам родители приметили с тех самых времен, когда что-то можно было приметить в ребенке, и мое настоящее имя, которое было вписано в свидетельство, произносилось только по праздникам. А в быту меня все называли Музой. Я и сам иногда забывал свое настоящее имя. Да, впрочем, имя для меня мало что значило. Не помню даже, когда я впервые взял в руки скрипку. Но точно знаю, что в таком раннем детстве, что иногда мне кажется, я с ней был рожден. Звук моей скрипки меня так опьянял, что я мог часами играть или просто щипать струны, забываясь в своем мире, улетая куда-то в цветущий сад, мною же и придуманный. Я придумал его для себя. Там не было людей, были только цветы. И с каждым звуком, мой сад я раскрашивал все новыми и новыми красками. А когда забывался совсем, то звуки плачущей скрипки помогали мне найти такие краски, которых не видело око человека. Мне всегда везло с болтливыми людьми. Когда я бр